КИНОПОВЕСТЬ

1.

В старинном, богато обставленном узбекском особняке, царил полумрак. Тускло отсвечивали отделанные золотом ганчевые стены, в стенных нишах стопами высились парчовые и шелковые одеяла. Под расписным темным конусным потолком рассекали воздух два позолоченных эмиратовских вентилятора.
Сидели двое: имам местной мечети, седобородый Нишан-ходжа Исмаил, и один из самых богатых людей Андижана Матсаид-ажи. Имам был в почтенном возрасте. Его морщинистое лицо, похожее на бледную маску со старинной картины, казалось неподвижным в полумраке. Он молча перебирал четки. Матсаид-ажи был моложе имама и из маленькой пиалушки попивал чай.
В комнате находилось еще третье лицо – молодая женщина Гульнар Мурзаходжаева. Она как-то не вписывалась в обстановку патриархального дома своей спортивной подтянутой фигурой, джинсовым костюмом и кроссовками. Тем не менее, женщина по праву сидела сейчас перед аксакалами, во-первых, потому что была одним из ответственных новых помощников Матсаид-ажи, возглавляя отдел международной торговли и инвестиций его многопрофильной фирмы, во-вторых, дело, ради которого собрались эти двое, имело прямое отношение к ней.
Она тоже сидела молча, как мумия, почтительно ожидая, что скажут иерархи.
Матсаид-ажи наконец-то взглянул на Гульнар, кивком головы показал на черную спортивную сумку “Адидас”. Гульнар расстегнула молнию, заглянула вовнутрь. Там лежали плотными рядами пачки долларов.
– Деньги, как договорились, передаю тебе. Через банк, к сожалению, не получилось. Так что, джаным, поезжай в Базар-Курган, заверши начатое дело. На границе, и нашей, и киргизской, люди предупреждены, пропустят без досмотра, –сказал ровным спокойным голосом Матсаид-ажи, словно поручал Гульнар обычное дело, сходить за угол на базар за лепешками.
– Может платить частями? Осторожность не помешает, – предложила Гульнар.
Она была не из робкого десятка, но при виде сумки полной “зеленых” ей стало как-то не по себе. Уж слишком большие деньги!
– Это маленькие деньги, джаным, – Матсаид-ажи снисходительно усмехнулся и обернулся к имаму. – Или я не прав, глубокоуважаемый Нишан-ходжа?
Тот, перекинув очередную бусинку четок, не поднимая головы, сказал, обращаясь к Гульнар:
– Дочка, с Аллахом не торгуются. Деньги – пыль, удел рабов. Разве можно бумажками от шайтана оценить богоугодное дело? Поезжай и уповай на Аллаха!
– Тогда благословите, имам-аке! – Матсаид-ажи поднес раскрытые ладони к лицу.
– Во имя Аллаха, Всемилостивого и Всемилосердного! Во имя Божественной Истины, провозглашенной в священном писании – Коране, посланником твоим, великим пророком Мохаммедом, да пусть вечно будет славиться имя его, и возрастать любовь к нему всех нас, ничтожных рабов, признающих его единственное и правильное учение. Дай, о, всемогущий Аллах, силу и мужество, открой дорогу праведным, образумь и помилуй невежествующих и заблудших, покарай врагов своих справедливым судом своим небесным! О-о-мин, Аллоу Акбар!
Закончив молитву, Нишан-ходжа провел почти прозрачными от старости ладонями по лицу и бороде.