История - наука прикладная. Не в том плане, что её можно приложить к чему угодно - никто не пишет просто так. Историк прикасается к корням подсознания своего народа - причём независмо от того, о чём он пишет.
Нет народа чистого, как лист бумаги - это всегдп исписанная страница.
Другое дело, что текст может быть написан неразборчиво, невнятно или стёрся от долгого и однообразного употребления. Но он есть и всегда оживёт, как только подойдёт его время.
Странная вещь - народная память. Пока жизнь его течёт спокойно и сыто - девушки водят хороводы, а юноши в такт им заламывают шапки набекрень.
Уродов в семье рождается совсем мало - да и те не сильно мозолят глаза.
Старики мирно беседуют на солнышке, которое нынче-то светит не впример хуже, чем раньше, но всё же греет старые кости. Лягушки дружно квакают на болоте, а домашний борщ густой и сладкий. Жизнь хороша до неприличия и народ беспамятен. Людей, повествующих о бурных событиях прошлого, слушает с академическим интересом группа оригиналов. История прекратила течение своё.
Сытый народ не помнит себя - он весь живёт в настоящем и не хочет из него уходить. Призывы совершить исторический экскурс и вспомнить своё героическое прошлое не встречают сочувствия. Ибо люди инстинктивно чувствуют, что правда о прошлом обязательно обернётся пристальным взглядом в будущее. Личностей, взявшихся за работу пророков в своём отечестве, побивают камнями или сажают в сумасшедшие дома. В более мягком варианте их покупают, предлагая приличное место аналитика-оригинала или проповедника чьих-то проверенных взглядов.
А ведь всё, что они хотят сказать - старо, как мир и известнокаждому - не бывает худа без добра. Каждый народ после своего рождения и прежде чем умереть хотя бы раз становится великим. Кружатся циклы мировой истории, поднимая на гребень волны никому неведомые этносы только за тем, чтобы снова бросить их в пучину безвестности и убожества.
Миг величия может быть кратким. Но горе тому народу, где он затянется.
Кто знает, куда опустит его волна бесславия и что надо взять с собой - соломы, тёплую одежду или спасательный жилет.
И всегда, всегда руки оказываются заняты не тем, чем надо!
Так и бывает - жили себе тихо и мирно, кушали вволюшку - но тут на болоте кто-то выключил обогревательный элемент. Или напустил крокодилов. В общем: простёр Господь руку свою над народом сим, и вот - там, где пели лягушки и влюблённые вечерами усердно кормили комаров, появились первые наледи и забереги. Какие тут объятия - и песен не слыхать. Семейные борщи теряют всякую сладость, а некогда тучные коровы едва передвигают свои мощи, безрадостно шествуя домой.
Девушки бросили хороводы и вышли на панель - длиною с Владимирский тракт, а парни вместо гармошек точат ножи булатные да пилят обрезы. И старики уже не греюся на солнышке, потому что стоят в очередях.
К народу возвращается память. Историки ищут полузабытые легенды и полустёртые мифы, защищая по ним настоящие диссертации. Теперь былины слушаются, как новые - кажется, что события иных эпох случились только вчера. И Жанна Д*Арк уже скоро приедет к войску короля, и генерал Груши на это-то раз ни за что не опоздает под Ватерлоо.
Историки нарасхват: они заворачиваются в национальные знамёна и пишут о героях. Еретические книги объявляют пророческими. Пророков эксгумируют и возводят на пьедестал.

Леонид Багмут